Karina Cockrell-Fere
Почти булгаковская, история

Карина Кокрелл-Фере: "...до полной гибели всерьез"

Сегодня меня потрясла такая, почти булгаковская, история. Слушайте.

Июльским днём 1982 года в кабинете мистера Локвуда, заведующего отделом сценического реквизита Королевского Шекспировского театра  в Стратфорде, раздался звонок.

Голос представился сотрудником оксфордской похоронной конторы со зловеще уместным названием "Ривс энд Пэйн" (pain-боль) и буднично заявил, что один из их недавно усопших клиентов оставил кое-что театру в завещании.

"Вот как! Как это приятно. На какую сумму?" - спросил оживившийся заведующий, представив себе какого-то театрала из Оксфорда, решившего завещать...

И вот тут в нашем повествовании вступают тревожные валторны.

"Трудно сказать. Это его череп" - буднично, немного устало ответила трубка голосом мужчины средних лет.

Демонический хохот не раздался. Напротив, именно это немного усталое звучание голоса убеждало мистера Локвуда, что это не розыгрыш.

"Зачем?" -выдавил из себя заведующий отделом реквизита.

Из трубки донёсся шелест бумаги (Мистер Локвуд почти ожидал услышать вопли грешников, хотя работа в театре приучила его и не к такому).

"Ага, вот, - прочёл голос: "Мой клиент желает, чтобы его череп использовался в качестве сценического реквизита Королевского Шекспировского театра. Я понимаю Ваше изумление, сэр, я сам был крайне удивлен, когда нам позвонил его адвокат и попросил подготовить череп мистера Чайковского к отправке в RSC. Вот тут написано: "Как реквизит в спектакле "Гамлет".  Воля усопшего, сами понимаете...К тому же, он был иностранец. Поляк или русский."

"Как Вы сказали -фамилия...?"

"Чья?"

"Черепа..."

"Мистер Чайковский. Должен вас предупредить...он довольно свежий..."

"Свежий - что?"

"Череп. Перед использованием...ну, Вы понимаете...Нужно будет просушить в тёплом, сухом, хорошо проветриваемом помещении"

"Хорошо проветриваемом помещении..." -сомнамбулически повторил мистер  Локвуд.

И посидев несколько секунд, глядя в окно на июльскую реку Эйвон, мистер Локвуд тут же связался с художественным руководителем театра Терри Хэндом.

...наконец, картонная коробка с действительно влажным еще черепом прибыла, к восторгу Терри Хэнда

"Представляете, настоящий череп Йорика в монологе Гамлета?! Настоящая бренность бытия, не пластмассовая!! Правда, надо подсушить..." - сказал Хэнд, отирая платком руку.

Мы опускаем подробности того, как месяцами сушили череп на крыше театра, как добывали разрешение "Управления человеческих тканей" (есть, оказывается, в Британии и такое управление!) для использования его на сцене.

Когда все было готово, и Гамлет произнёс :"Alas, poor Yorik!" , актеры завороженно смотрели в пустые глазницы черепа, и...не могли играть, потому что  "слишком отвлекались на мысли о собственной смертности", как потом писалось в статьях. Информация просочилась в "Таймс", оттуда-по всей Англии, газетчики ликовали.

А вот актеры играть с настоящим черепом на сцене не могли.

Тем более, когда узнали его историю.

Как выразила это одна британская еврейская газета: "had no kishkas to do so" (да, здесь было именно то, одно понятное слово, непонятное англичанам)

...А вся эта странная история началась в 1942 году в Варшавском гетто, где оказалась семья варшавян Краутхаммеров.

Бабушка, пианистка, чудом спаслась с  внуком Анджеем из этого ада.

Когда в Варшаве подпольщики спросили ее, на какое имя им делать поддельные паспорта, ей пришло в голову почему-то это спасительное имя:

"Чайковские. Пишите: Селена и Анджей Чайковские"

Побег удался. Они добираются до Парижа, потом - до Америки.

Анджей становится Андрэ, потом -Эндрью.

О спасенном мальчике  сам Артур Рубинштейн, с которым десятилетие спустя его сведет судьба, потом напишет: "Думаю, Андрэ Чайковский один из лучших пианистов своего поколения, и более того: он прекрасный музыкант!"

В 1958 году Андрэ решает переехать в Британию. Бабушки-спасительницы уже нет. Родители погибли, где-то польский ледяной ветер сушит их безымянные  черепа...

Он один во Вселенной, и в этом столько же скорби, сколько и  непрошенной свободы. Он поселяется в Оксфорде (рояль занимает всю его крошечную гостиную). И вот, когда этого огромного, блестящего, черного кита вносят в комнату, он вдруг понимает, что не одинок, что их теперь двое! Здесь он пишет свои лучшие "Три ноктюрна". И в раскрытом окне шумит летний ночной дождь. И ему кажется: он различает в его шуме голоса и слова почти забытого языка. Но никого там: пустая улица. А когда он засыпает за роялем вслед за замеревшими звуками, они приходят и стоят под окном-  те, кто только и может теперь, что смотреть из своей тьмы...

Ему будет всего 45, когда оксфордский доктор объявит ему приговор, вынесенный судьбой. Времени остается так удручающе мало и с каждым днем все меньше...

У него нет времени на преходящее, сиюминутное, неважное: может, поэтому здесь настигает его страсть к Шекспиру. Он работает над своей версией оперы "Венецианский купец"...

С королевским симфоническим оркестром у него проблемы: он становится все более и более эксцентричен, даже для англичан. Однажды, например, он во время ответственной записи концерта Моцарта он начал исполнять шутовские импровизации, перкуссивные каденции в стиле Бартока, опять и опять...

И опять.

Дирижер не выдержал и крикнул: "Довольно!!"

Однажды весной, уже зная, что смертельно болен, он едет в Страфорд на "Гамлета". И, глядя на полутемную сцену 5 го акта, вдруг понимает, КТО в этой пьесе для самого Шекспира был Самым Главным Героем.

"A fellow of infinite jest, of most excellent fancy"

И принимает решение...

Череп его до сих пор хранится, согласно воле Анджея Краутхаммера(Чайковского),  в специальной камере отделе сценического реквизита королевской Шекспировской труппы. С тех пор только один замечательный британский актер Дэйвид Теннант отважился сыграть в 2008 году Гамлета вместе с черепом Анджея в Стратфорде)) Это мой любимый актер.

Впрочем, говорят, сейчас череп, по прошествии стольких лет, слишком хрупок, чтобы рисковать им в сценических движениях: можно разбить...

А я думаю, повторяя вопрос незадачливого мистера Локвуда: ЗАЧЕМ? Зачем Анджей это сделал? Что он хотел этим, как художник (художник -всегда художник, в смерти ЕЩЕ больше, чем в жизни!) этим сказать?

И под шум дождя, всегда говорящего на каком-то странном языке,  вдруг понимаю: гениальность это нахождение связей и  способность связать все со всем.

Он желал именно этого в холодном космосе.

Связать все: Моцарта, Баха (еще одну свою великую любовь), Варшавское гетто, страх, побег, верещагинский холм безымянных родных и чужих черепов на лютых, февральских ветрах,  этот летний дождь, шекспировскую Вселенную - бесконечную, всеприемлющую и всеутешающую, и главного героя "Гамлета", который никогда не появляется на сцене -шута Йорика, и  Чайковского, который дал ему спасительное имя,  и себя самого, Анджея Краутхаммера, шута- пианиста, переполненного счастьем спасения.

Ars longa vita brevis

По крайней мере, только этого еще никто не опроверг!

0 Comments

You must be logged in to post comments.
Our website uses cookies to improve your experience. We'll assume you're ok with this, but you can opt-out if you wish. Read more
Accept